О достоинствах остального приходилось только догадываться, поскольку оно "от лукавого" и до самых лодыжек было сокрыто непрозрачными в оптическом диапазоне волн атласными шароварами синего цвета. Судя по отсутствию складок на шароварах, их форма соответствовала содержанию.
Безупречная нижняя линия бедра аппроксимировалась с небольшой погрешностью ветвью параболы;
преломившись на коленном сгибе, линия плавно достигала приподнятой ступни. Лодыжку правой
ноги охватывала цепочка из желтого металла со стилизованным сердечком. Гладкость,
перетекаемость форм подчеркивалась отточенными красными коготками на руках и босых ногах.
Особого благородства в образе не было, дешевой вычурности тоже. Никаких эффектных или фамильярных жестов, намеков, заигрывания. Негой и сладострастьем образ не дышал, хоть и "косил" под одалиску. Несмотря на определенную жанровость календаря, автору снимка удалось не скатиться к "вульгарному материализму".
Усталая расслабленность позы говорила о доверии к зрителю. Но в этом доверии было какое-то "неантагонистическое противоречие", как говорили при "истерическом" материализме. Календарь висел не один год, времени для выяснения этого вопроса хватало. Идейным центром изображения являлись не "прелести", а глаза и губы. Основной диалог со зрителем вели они. Бесстрастная улыбка контрастировала с привлекающими глазами, как бы говоря: "видит око, да зуб неймет".
Карп заглянул в их сладкую обманчивую глубину, еще раз пробежал взглядом по изображению, останавливаясь в наиболее интересных местах, и со вздохом посмотрел на свой опус.
Рисунок был далек от совершенства. Форма не соответствовала содержанию. Полное отсутствие красоты и убедительной простоты, а к халтуре Карп не привык.
И тут вдруг процесс пошел. В недрах сознания из хаоса мыслей спорадическими толчками
рождалась одна - нужная и важная, пока ускользающая. Нарастала мучительная эйфория
творчества, в зрелом возрасте "приближающаяся по нежности и остроте своего факта к
жизненным явлениям"8. Вот-вот должен был произойти тот внезапный, неуловимый фазовый переход от сознания созерцающего к сознанию творящему...
Эти "лишние" точки! Откуда только они взялись?! Логика и интуиция, увы, пока были бессильны. Природа любит скрываться. Отголоски ли это первичного космического хаоса, нечто постоянно вспыхивающее и исчезающее во времени, возможные ошибки приборов, какая-то алогичность метода, или Природа в очередной раз хочет доказать настырному разуму свою неизмеримость?
Может, это априорная некорректность рационального подхода к иррациональной действительности? Неполнота физической модели или, наоборот, ее переопределенность? Неправомерность формальной двухзначной логики? Неизбежные ошибки в процессе познания? И чего я прикипел к наименьшим квадратам!
Стоп, природа не делает скачков и не терпит прямых углов, зачем же квадраты и прямоугольники!? Учел же это Гауди в своей изумительной архитектуре! А как же континуум классической механики и дискретность квантовой!? Дуализм волна-частица? Единство и борьба противоположностей? Человек - царь ноосферы или всего лишь имманентная часть природы? Причем, не лучшая. Творцы так называемой научной истины - мозг природы или… Стоп! Ну, понесло…
Поток сознания прорвал плотину рассудка. С такой дедукцией можно далеко зайти, да и предикаты
спорны.
Подобные проклятые вопросы мироздания будоражили Карпа еще со студенческой скамьи. И не только
его одного. Иногда жаркие споры в общежитии "Alma Mater" затухали только под утро. На всю жизнь
он запомнил изречение на стене Физической аудитории "ЭЛЕКТРОН ТАКЖЕ НЕИСЧЕРПАЕМ, КАК И АТОМ!".
Впоследствии фраза неоднократно попадалась ему на глаза в разных приличных местах. Частица "же"
писалась слитно, писалась раздельно, семантика фразы для нормального человека от этого не
менялась, но восклицательный знак в конце стоял всегда! Что это было? Лозунг или констатация
факта? Кто поставил этот знак? Зачем?
И вот еще вспомнилось: был бы метод, а явление природы под него найдется. Доказали ведь, и
красиво доказали, что ионосфера провоцирует землетрясения. Магма даже и не пикнула! Чуть-чуть
помучились с кривыми, нужные дали в цвете на хорошем принтере - япошки до сих пор балдеют.
Против логики не попрешь.
"Эврика, вернее, твою мать! Ведь все гениальное - просто. Какой же я дурак, метод-то наименьших квадратов, а точки у меня на рисунке круглые и треугольные! Чертов Grapher! А сделаю-ка я точки маленькими квадратиками, а линию проведу жирную, глаз не оторвут!"
Карп сварил и попил кофе, с удовольствием съел свои бутерброды с колбасой, от которой встретившийся утром пес был невысокого мнения, повеселел, собрался было полазить по Интернету, но уступив в случае с кривой, виртуальная реальность, эта вещь в себе, на этот раз взяла верх - Интернет не работал.
Взгляд Карпа опять заскользил по привычному маршруту. Ни одной Ж рядом не было, можно было встать со стула, перевернуть, не стесняясь, страницу календаря, но было лень, тем более что он прекрасно помнил "скромное обаяние" каждой страницы.
В отдаленном уголке сознания вдруг заныл осколок воспоминания о супружеском долге. Проценты по
нему росли и из-за диссертационной запарки дошли до вызывающе неприличной величины,
равной процентам по государственным долгам. Кредитор, к тому же, от цветов не отказывался,
но настаивал на том, чтобы бренная плоть полностью вернула долг, и не соглашался на его
реструктуризацию. Да, fugit irreparabile tempus9.
"Распечатаю-ка я парочку страниц, если принтер позволит, - решил Карп, - и пойду как человек через открытую проходную, скоро уже 19.00".
Пропускать автобус и час ожидать следующего не имело смысла, а квантоваться через
барьер забора у закрытого выхода на шоссе, как ему часто приходилось, сегодня не хотелось.
Существовала опасность для брюк, да и забор стал после дождя слишком грязным, а руки пачкать
и потом смывать с них в холодной луже чешуйки старой краски и ржавую слизь было противно.
Тусклый вечер, шоссе, фонарь на проходной, ледяная рябь на лужах. Классика! Почти по Блоку, не
хватает только ямба и аптеки. На заборе взрослый мужчина не спортивного вида в шапочке
"Adidas", не поэт, не худой и не толстый, с.н.с., без пяти минут доктор ф.-м. наук, с
четырьмя заповедными "не" в голове: не упади, не порви штаны, не разбей очки, не опоздай на
автобус. Карп представил себе комичность ситуации и усмехнулся.
После укрощения строптивой кривой настроение заметно улучшилось. Даже гнусный компьютер, идиотское правительство и повышение цен почти не раздражали. А воспоминание о близком и родном человеке вызвало прилив добрых, искренних человеческих чувств. Утром сквозь сон он почувствовал, как заботливо, стараясь не разбудить, жена поправила на нем одеяло и набросила плед!
От долгого сидения за дисплеем "светильник разума" стал оплывать. Заслезились глаза; на лбу у правого виска запульсировала жилка - в такт с мягкими шагами подкрадывающейся головной боли. Вдруг кольнуло в груди.
Все! "Карпение" на сегодня закончилось. Хватит над собой издеваться! Больше никаких
квадратов! Карп с отвращением посмотрел на урчащую железяку, поправил ногой непонятно как
вылезшую прямоугольную паркетину - "твою мать, вот привязалась, буратина
плоская!" - и подошел к окну. Сквозь неплотно прикрытую фрамугу на усталое лицо подул
холодный воздух.
Похолодало, теперь в комнате было теплее, чем на улице. Не зря породистая длинноногая метеобарышня с томной улыбкой накаркала заморозки ночью. Нередко связанные с женщиной причинно-следственные связи - темная вещь для трезво мыслящего физика, еще одно тому подтверждение.
Уже зажглись фонари. Холодный весенний день очередного тысячелетия заканчивался и по непостижимой для человека причине затягивался в воронку прошлого, через которую "все течет" и у которой засора не бывает никогда…
Нижние половинки стекол были в мутных дождевых росчерках, вблизи окна раскачивались тонкие черные ветки. На маленьких еще не распрямившихся зеленых листочках искрились бусинки капелек.
При мягком освещении пасмурного раннего вечера контуры отдаленных предметов потеряли четкость, стали расплываться. По ту сторону шоссе деревья слились в одну призрачную темную массу. Выползшие из лесу сумерки уже добрались до ярко освещенной новой бензоколонки. Дрожащие языки-отражения неоновых огней лизали мокрое шоссе.
На фонарном столбе у забора нахохлилась одинокая ворона. Ветер задирал на хвосте перья,
но ворона сидела молча: уж она-то знала, что на родине "у природы нет плохой погоды".
Зря эта глупая перелетная мелочь, рано прилетевшая, недовольная нашим
климатом, жалобно кричала в кустах боярышника! Снующие по шоссе вонючие железки и
слабый шелест тростника в храме науки ворону не интересовали - она жила иной жизнью,
в которой человек не был мерой всех вещей. Поклевать бы чего-нибудь вкусненького! Но
сыр под забором не валялся, а выползшие после дождя ошалевшие раскисшие черви порядком
надоели за день.
Карп помог принтеру захватить чистый лист бумаги, подождал пока выползет распечатанная
страница, и выключил компьютер и принтер. В комнате остались два активных теплых предмета с
примерно одинаковой температурой: сам Карп и калорифер. Научная мысль, стучавшая весь
день под темечком, с высот ионосферы сползала на землю по пологому профилю,
успокаивалась и "утекала" обратно в
подкорку. Всасывание мысли проходило явно быстрее, чем обратный процесс. Кипящий возмущенный
разум начал релаксироваться и переходить на щадящий режим.
Птицы в темных кустах замолкли. Вспомнились утренние воробьи. До предзащиты диссертации на Воробьевых горах оставались считанные дни. Он посмотрел на распечатанную стопку листов с незавершенной главой как смотрит душа на оставленное тело. Извилины заволокла сладкая поволока усталости, утомленный мыслящий камыш затихал и уже не роптал.
Интеллектуальная фаза восприятия действительности сменилась чувственной. Сгустившиеся за окном сумерки, а скорее всего усталость, навеяли чувство легкой грусти.
Поблизости надрывно ревели турбины идущего на посадку самолета. Красный
пульс огней бился в свинцовой вате туч над лесом, вырывая из серой тьмы ажурные башни
высоковольтки и какие-то одиночные здания со слепыми окнами.
От низкого уходящего гула задребезжали стекла, и это дребезжание вместе с инфернальной подсветкой дальнего плана пейзажа породили в душе неосознанное щемящее чувство, грусть едва не перешла в меланхолию.
Подумалось, "что пройдет еще тысяча лет, жизнь не
станет лучше"10 , просто станет другой. Захотелось скромных вечных ценностей: свежего белого
хлеба, сыра и красного сухого вина. Хорошего, настоящего! С терпким тягучим вкусом, благородной горчинкой и тонким живым ароматом винограда!
Но желаемая объективная реальность не была дана ему в ощущениях, так как из субъективных
финансовых условий, "твою мать!", необходимо и достаточно вытекала только
одна бутылочка пи…11
Всеволод Зарубанов
Москва - Белгород-Днестровский - Одесса - Москва.
|